— Где изволите ужинать?
— Э — э … на кухне…
Мальчики втиснули коробки в дверной проем и начали накрывать стол. Уложились они в рекордные сроки и буквально через две минуты беззвучно испарились, только мужчина замешкался и подобострастно поинтересовался:
— Когда изволите завтракать?
Саша ответил ему злобным взглядом и хотел сказать не только когда, но и где, и с кем, но Миша не дал, примирительно улыбнувшись, ответил:
— В восемь.
И помахав ручкой, поспешил захлопнуть дверь.
Мужчины вернулись на кухню и застыли, разглядывая сервированный стол. На вышитой, кремовой скатерти посередине, стоя огромный букет хризантем. Два прибора из изумительного фарфора и золота, чешский хрусталь, салфетки в кольце и множество деликатесов, один вид которых рождал бурный аппетит.
— Да-а, — протянул Саблин. — Сдается мне, Саш, Алене-то еще вчера уезжать надо было.
Саша уныло посмотрел на него и сел. Достал пачку сигарет, закурил, глядя на великолепные яства с презрением, и подумал: а если этот действительно муж Алены? Его передернуло — мысль оказалась неудобоваримой и крушила все надежды.
Миша отщипнул виноград и, достав обычную тарелку, сел за стол:
— А приборов-то два. Меня в расчет не взяли. Да, я не гордый, — и смело взял салатницу.
— Не подавишься? — хмуро спросил Ворковский. И услышал хлопок входной двери. Мужчин подкинуло, как по команде: Миша схватил вилку, Саша столовый нож и оба шагнули в коридор.
Алена сняла сапоги и недоуменно посмотрела на ребят:
— Вы что? — и заметила не только их вооружение, но и боевые раны. — О-о-о, где ж вы так отличились?
— Стукнулись, — буркнул Саша, пряча нож.
— Темно было, — кивнул Миша и, смущенно улыбнувшись, покачал вилкой. — Как концерт?
— Там было светло, — фыркнула Алена, ни грамма не веря мужчинам. — Обошлась без увечий.
— Значит, без приключений? — с надеждой и ожиданием спросил Ворковский.
— Огорчает?
— Ну, что ты — радует. Проходи. У нас фуршет тут. Сане клиент устроил. Встречаются еще благодарные люди, — суетливо расшаркался Миша и удостоился недовольного взгляда хозяина.
— Да? — недоверчиво выгнула бровь Алена, посверлила подозрительным взглядом обоих и прошла на кухню. — Да-а-а. Есть еще гурманы в нашем отечестве.
Стол вызывал уважение.
— А клиент-то твой морскую кухню предпочитает, — сообщила она с непонятным удовлетворением и присела на табуретку.
— Нравится? — подозрительно глянул на нее Саша, усаживаясь напротив.
— Очень, — и заинтересованно обвела взглядом блюда.
— Не правда — это же мясо, — заявил Михаил, тыча вилкой в ряд поджаристых эскалопов под зеленым горошком.
— Нет, рыба. Какая-нибудь своеобразная водоплавающая акула, например.
Миша недоверчиво покосился на блюдо и отложил вилку:
— Не хочу акулу.
Алена же, наоборот, потянулась за эскалопом:
— Ребята, а это, случайно, не за ваши попорченные фэйсы воздаяние?
— Что вы, миледи! — притворно возмутился Михаил. — Нужно лучше думать о согражданах. Это клиент Сашин. Как его там Лоан!
Алена вздрогнула и в упор посмотрела на брата. Эскалоп упал в салат, за столом повисло гнетущее молчание.
— Какой Лоан? — прошептали побелевшие губы девушки. С минуту они смотрели друг на друга: она с надеждой, он с тревогой и печалью.
— Думаешь, тот? — спросил, наконец, с подозрением. — Он же умер, ты сама говорила.
Алена зажмурилась, потерла висок дрожащей рукой и тихо сказала:
— Он обещал жить долго и умереть позже меня, а он всегда выполняет обещанное.
"Плачевно если это — тот", — приуныл Саша.
— А какой он из себя?
— Он? Очень высокий, красивый на атланта похож.
"Ага, ага".
— Глаза голубые, выразительные, добрые и взгляд проницательный и в тоже время ласковый.
"Да, да, да, теплый, как воды ледовитого океана."
— Волосы трехцветные: и русые, и соломенного цвета, но больше белых прядок.
"Он", — екнуло в груди Ворковского.
— Лицо волевое, мужественное …
— С трехдневной щетиной.
— Нет, — Алена расстроено глянула на брата. — У них кожа абсолютно гладкая и ровная и растительности нет вообще.
— У них? — озадачился Миша и со значением посмотрел на Ворковского: вот и ответ на все вопросы: двое их — близнецы. Тот нахмурился:
— Они? Он, что половинка сиамского близнеца?
— Нет, они — флэтонцы. Я это имела ввиду.
— И все на одно лицо?
— Да, нет же. Рэй его вообще ни с кем не спутаешь.
"Вот это, точно! А увидишь — и не забудешь".
— Он вежливый, обоятельный..
"Да, да, да!" — кивнул с иронией Саша, вспоминая «обходительность» того Лоан:
— И скромный…
— Тактичный, заботливый.
"Не-а, не он".
— Голос мягкий, тягучий.
— И взгляд голодного аллигатора.
— Нет, — обиделась девушка. — Он хороший — очень спокойный, уравновешенный, рассудительный, умный. И взгляд завораживающий, ласковый.
"Не он" и спросил:
— Так он флетонец, да? Это где такая нация живет?
— На Флэте.
— Я понимаю, что не в Арктике, но интересно — где конкретно. У меня «пять» по географии было, но что-то я такой страны не припоминаю.
— Это не страна, это другая планета, — смущенно улыбнулась Алена. Саша моргнул и, широко улыбнувшись, с фальшивой радостью воскликнул:
— Так, он инопланетянин?! Ну, конечно! Вот теперь все понятно, — и подумал: "Пора псих бригаду вызывать. Обоим"
Михаил сник и старался даже не смотреть на собеседников: мысль об инопланетянах ассоциировалась с шокотерапией в психиатрической лечебнице и навевала скуку.
— Так, ты с ним на той планете познакомилась? — не стирая с лица радушной улыбки, спросил Саша.
— Нет, здесь. У них экспедиция была. Они здесь остановились…
— И ты решила познакомиться, прокатиться. Любопытно стало, да? Они пригласили — ты пошла…
— Никто меня не приглашал. Взяли и сунули в свой гоффит.
— Гоффит — это у нас что?
— Корабль.
— А-а, ну да, ну да…И там этот сидел…ну, атлант.
— Нет, — с мягкой улыбкой качнула головой Алена. — Он на поляне и был. А потом уже в каюту пришел. Он тогда щуплый был, маленький.
Саша моргнул, вздохнул и потянулся за сигаретами — представить того гиганта маленьким и щуплым он не мог. Воображение подводило. А сестра, словно не видела настороженно-недоуменного взгляда брата, дальше рассказывала, в голосе была печаль, а в глазах — нега. Воспоминание увлекло в те дни, когда она еще не осознала перемен, чуралась Рэйсли, боялась и ненавидела и все надеялась, что сбежит.
— Он болел сильно: лицо восковое, губы фиолетовые.
— Жалко, да?
— Да. Но потом он взял меня и выздоровел…
— Это как? — Саша забыл о сигарете. Ему словно в душу плюнули. В груди заклокотала ненависть, и он процедил, еле сдерживаясь, чтоб не закричать на сестру. — Ты сама-то понимаешь, о чем говоришь? Этот скот изнасиловал тебя, а ты таким тоном это говоришь, словно он тебе жизнь спас!
— Так и есть. Если бы не он, меня бы другому продали. Я ведь рабыней была — кто б церемонился…
— А он церемонился? У вас по обоюдному согласию все да?!
— Нет, я ведь тогда не понимала.
— Что?! Какое счастье тебе привалило?!
— Да, пойми ты, я многого тогда не знала, и мне тоже казалось все возмутительным, диким. Вертикальные зрачки одни, чего стоили. Он как посмотрел меня, словно воздуха лишил. И он сильный оказался неимоверно, а с виду — подросток. Пойми, они не такие, как мы, но не хуже.
— Потому что с вертикальными зрачками, — кивнул согласно Саша, чувствуя, что ему уже ничего не поможет.
— Ну, а как бы они энергию у доноров видели?
— Доноров? — нахмурился Ворковский, не понимая, и похолодел, услышав ее ответ.
— Да. Они чужой энергией питаются, и если ее не хватает — умирают. Они, как мы, не могут. И детей иметь не могут, а у нас появились. Двое. Рэй радовался, а я сначала не понимала — чему? В ужасе была. Они ведь другие совсем, у меня и мысли не возникало, что от такого может ребенок родиться.
